Мальчик, которого растили как собаку - Страница 36

Выйдя из больницы, Вирджиния понятия не имела, что делать с ребенком. Поскольку ее собственные ранние привязанности резко и жестоко прерывались, у нее не было того, что можно назвать «материнским инстинктом». Теоретически она знала, что следует делать: кормить Лауру, одевать и купать ее. Однако эмоционально она чувствовала себя потерянной. Никто не подумал, что с ней нужно поговорить, рассказать, как важно ласково относиться к ребенку, как необходима ему физическая нежность и близость матери. Она сама не чувствовала в этом необходимости. Проще говоря, Вирджиния не получала удовольствия от этих вещей, и ее этому не учили. Не подталкиваемая ни лимбической системой на уровне эмоций, ни когнитивной, несущей информацию корой, Вирджиния была очень неэмоциональной матерью. Она не держала подолгу ребенка на руках, кормила девочку из бутылочки, не прижимая ее к груди. Она не качала ее, не пела ей колыбельных песенок, не гулькала, не смотрела в глазки и не пересчитывала, снова и снова, чудесные крошечные пальчики и не делала каких-то других, столь же глупых, но чрезвычайно важных вещей, которые люди, у кого было нормальное детство, делают совершенно инстинктивно, когда заботятся о ребенке. И без этих физических и эмоциональных сигналов, в которых нуждаются все млекопитающие для стимуляции роста, Лаура перестала набирать вес. Вирджиния делала то, что считала правильным, не потому, что чувствовала это сердцем, а потому, что ее мозг говорил ей, что именно так должны поступать матери. Когда Вирджиния уставала или была расстроена, она «дисциплинировала» малышку или игнорировала ее. Она просто не чувствовала удовлетворения и радости от ухода за ребенком, от того самого взаимодействия с малышом, которое дает нормальным родителям силы преодолеть все физические и эмоциональные трудности.

Для описания детей, которые рождаются нормальными и здоровыми, но не растут и даже теряют вес при отсутствии родительского тепла и внимания, используется термин «отставание в развитии». Еще в восьмидесятые годы, когда Лаура была совсем маленьким ребенком, это был уже хорошо известный синдром, описанный у детей, с которыми плохо и грубо обращаются или игнорируют, особенно у тех, кто растет без ласки и индивидуального внимания. На протяжении нескольких веков это состояние было неоднократно описано, особенно в документах сиротских домов и других учреждений, где дети не получали достаточно внимания и заботы. Если как можно раньше не обратить на это внимания, все может закончиться очень плохо. В одном исследовании сороковых годов было показано, что более трети детей, которые воспитывались в казенных учреждениях, не имея индивидуального внимания, умирали к двум годам. Это очень высокий уровень смертности. Дети, выживавшие в таких условиях, имели серьезные поведенческие проблемы, запасали пищу, могли вести себя очень дружелюбно с посторонними, но с трудом поддерживали отношения с теми, кто должен бы быть им ближе.

Впервые Вирджиния стала искать медицинскую помощь для своего ребенка, когда девочке было восемь недель, Лауре поставили диагноз «отставание в развитии» и поместили в больницу для стабилизации питания. Но диагноз не объяснили Вирджинии. Когда девочку выписывали, Вирджиния получила рекомендации по вопросам питания, но не по вопросам успешного материнства. Было, правда, предложено обратиться за консультацией в социальную службу, но эта рекомендация была проигнорирована. Большая часть медиков находила психологические и социальные аспекты медицинских проблем менее интересными и важными, чем результаты физиологических обследований, вопрос о недостаточной заботе о ребенке вообще не поднимался. Кроме того, Вирджиния не выглядела как мама, пренебрегающая ребенком. В конце концов, разве стала бы безразличная мать так рано искать медицинской помощи для своего крошечного ребенка?

Итак, Лаура все еще не росла. Через несколько месяцев Вирджиния снова пришла с девочкой в отделение неотложной помощи. Доктора понятия не имели про историю самой Вирджинии и про ее прерванные отношения с заботящимися о ней опекунами, поэтому проблемы Лауры связывали с заболеванием ее желудочно-кишечного тракта, а не мозга. И так началась четырехлетняя медицинская одиссея Лауры — состоявшая из непрерывной череды тестов, процедур, специальных диет, хирургических вмешательств и кормления через трубку. Вирджиния все еще не понимала, что ее ребенок нуждается в том, чтобы его брали на руки, качали, играли с ним и ласкали.

У новорожденных детей кора головного мозга не принимает участия в формировании стрессовой реакции, центр которой располагается в нижних, наиболее примитивных отделах их развивающегося мозга. Когда мозг младенца получает от внутренних или внешних рецепторов сигнал о том, что что-то не так, эти сигналы расцениваются как некое бедственное положение. Это бедствие может быть «голодом», если ребенку нужны калории, «жаждой», если организм обезвожен, или «тревогой», если ребенок чувствует угрозу извне. Когда «бедствие» ликвидировано, наступает облегчение и ребенок ощущает удовольствие. Это происходит потому, что структуры нервной системы, формирующие реакцию на стресс, связаны с областями мозга, отвечающими за «удовольствие» и с другими областями, воспринимающими боль, дискомфорт и тревогу. Жизненные впечатления, которые уменьшают ощущение неблагополучия и придают нам сил, вызывают удовольствие; жизненный опыт, увеличивающий ощущение опасности, обычно дает чувство неблагополучия. Дети сразу же успокаиваются, когда их нянчат, берут на руки, ласкают и качают, они чувствуют удовольствие. Если у ребенка любящие родители и кто-то всегда подходит, когда ребенок чувствует стресс от голода или страха, радость от того, что его покормили и успокоили, ассоциируется с человеческим контактом. Таким образом, при нормальном детстве, как описывалось выше, когда ребенка нянчат и ласкают, эти действия непосредственно связаны с удовольствием. Тысячи раз мы подходим на плач ребенка, помогая созданию способности получать удовольствие от будущих человеческих контактов.