В классе было абсолютно тихо, двадцать шесть шестилетних детей не двигались, не разговаривали, не возились.
— А потом, когда ему исполнилось три года, приехали его новые родители и забрали его в Талсу.
Я сделал паузу, чтобы напряжение немного спало.
— И тогда удивительный мозг Питера начал осваивать так много нового. Хотя он никогда не слышал английскую речь раньше, он выучил английский всего за пару лет. Раньше у него не было возможности ходить, бегать и прыгать, но он всему этому научился.
Питер выглядел смущенным. Я не собирался заходить слишком далеко.
— И сегодня удивительный мозг Питера учится. Он действительно достиг отличных результатов. И поэтому мы хотели встретиться с Питером, чтобы понять, как человек, которому так тяжело пришлось в начале жизни, может достичь такого уровня.
В конце выступления я сказал:
— Среди прочего мы узнали, что каждый день в школе Питер многое узнает от вас. Он смотрит, как вы поступаете, он учится у вас, играя с вами и просто будучи вашим другом. Спасибо вам за то, что вы ему помогаете. И спасибо, что разрешили мне прийти к вам и поговорить о человеческом мозге.
Это был короткий и несложный разговор. Я старался неизвестное — Питера — сделать менее пугающим для детей. И со временем проступила естественно присущая им доброта. Перестав быть странным и отталкивающим, Питер стал популярен, настолько популярен, что одноклассники спорили за право сидеть с ним, быть его партнером, быть с ним в одной группе. Самые умные и сильные дети в классе уделяли ему особое внимание, и их пример полностью изменил ситуацию. Они приняли его, защищали его и в конечном итоге обеспечили ему тот терапевтический опыт, который помогал ему догнать их.
Они терпеливо относились к проблемам его развития и исправляли его «социальные ошибки», были заботливы, взаимодействуя с ним. Эти дети обеспечили гораздо больше терапевтического опыта, чем мы когда-либо могли дать Питеру.
Дети, как и мы, взрослые, плохо реагируют на неизвестное, странное, незнакомое, особенно в период, когда они сами стараются приспособиться к новой ситуации, например, к началу учебы в школе. На их иерархию не так легко повлиять, но все же, в основном, плохое отношение и неприятие начинаются со страха перед незнакомым, поэтому у взрослых гораздо больше возможностей для влияния, чем принято думать. Когда дети понимают, почему ребенок ведет себя странным образом, они, как правило, относятся к нему снисходительнее. И чем младше дети, тем большее влияние на них оказывают явные и неявные подсказки о том, принимается или отвергается это взрослыми. Эти подсказки зачастую задают тон при формировании детских статусных структур. При этом учителя и родители могут минимизировать жестокое отношение или, к сожалению, усилить его — если они решительно выступают против того, чтобы превращать кого-то, кто отличается от нас, в «козла отпущения», либо, напротив, безразличны к этому.
Осознание того, что незрелое поведение Питера стало следствием его прежнего опыта, помогло одноклассникам переосмыслить это поведение. Когда он брал что-то чужое или начинал говорить не вовремя, они уже не воспринимали его поведение, как нападки на них лично или как неприятную странность, но относились к нему, как к напоминанию о его прошлом, к чему они были готовы после моей лекции. Результаты проявились быстро: почти сразу же у него прекратились приступы, вероятно, потому что их причиной была неудовлетворенность, чувство отверженности и непонимания. Теперь, когда другие дети стали более снисходительны и более ясно выражали «социальные подсказки», ему было легче считывать их и соответствовать им. То, что раньше было ведущей вниз спиралью отверженности, непонимания и фрустрации, стало источником позитивных переживаний, которые питали друг друга. Огромная разница между уровнями эмоционального, социального, моторного и когнитивного развития постепенно исчезала. К старшей школе Питер уже не отличался от других и был успешен в учебе и в общественной жизни.
Его сверстники и семья вылечили его, создав богатый социальный мир, заботливое сообщество. Да, подход, учитывающий последовательность формирования нервной системы, помог нам предложить конкретные стимулы, которых недоставало его мозгу, массаж обеспечил физические ощущения, которых ему не хватало, а музыка и движения помогли восстановить ритмы мозга и тела, но все это не помогло бы без любви и понимания Эми и Джейсона, а также без терпения и поддержки со стороны его одноклассников. Чем больше здоровых отношений есть у ребенка, тем больше вероятность того, что он восстановится от травмы и будет преуспевать. Отношения — это проводники изменений, а наиболее действенная терапия — это человеческая любовь.
Судьба дала мне великую привилегию работать с детьми, чьи истории я рассказал в этой книге. Благодаря этим детям я очень многое узнал и многому научился. Меня всегда поражало их мужество, душевные силы и способность справляться с ситуациями, которые большинство взрослых сочли бы невыносимыми. Хотя сейчас появляются новые терапевтические модели, такие, например, как нейропоследовательный подход, который кажется многообещающим, но, как я вижу из моего собственного опыта и как показывают другие исследования, самые ценные для исцеления детей, перенесших травму, новости терапии еще впереди.
Травма и наши реакции на нее не могут быть поняты вне контекста человеческих отношений. Если человек пережил нечто страшное, будь то землетрясение или неоднократное сексуальное насилие, наиболее серьезным следствием травмы является воздействие на все его отношения — с теми, кого он любит, с ним самим и с теми, кто окружает его в повседневной жизни. Самые травматические аспекты всех несчастий включают разрушение человеческих отношений. И это особенно критично для детей. Если вам причинили боль люди, которые, как вы считали, любят вас, если они покинули вас, лишили вас заботы и ласки, которые позволяли вам чувствовать себя в безопасности, чувствовать, что к вам хорошо относятся — это поистине разрушающий опыт. Поскольку люди — это социальные существа, самые большие катастрофы, которые мы переживаем, неизбежно включают потерю связей — родственных или других близких отношений.